Читать онлайн книгу "Листаю старые тетради… Поэтический сборник"
Листаю старые тетради… Поэтический сборник
Виктор Муратов
Перед вами творческий путь поэта, сложившийся рифмованными строками из впечатлений разных лет. В нем есть воспоминания о мечте, о доме, о любви, о потерях, о трудностях – оценивающий взгляд в прошлое, лишенный сожалений и раскаяний. В каждом стихотворении красной нитью сквозят мотивы скуки, тревоги, печали – вечных спутников человеческого бытия, лишь подтверждающих желание жить. Строки напитаны твердостью характера и силой духа, но между строк отчетливо читаются глубокие искренние чувства.
Листаю старые тетради…
Поэтический сборник
Виктор Муратов
Корректор Алексей Леснянский
Дизайнер обложки Ольга Третьякова
© Виктор Муратов, 2022
© Ольга Третьякова, дизайн обложки, 2022
ISBN 978-5-0059-2175-8
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Предисловие
Этот сборник, наверное, самый странный из тех, что вам приходилось держать в руках. Все стихи, которые вы в нем найдете, написаны в разные годы. Я, просто разбирая архив, состоящий из старых тетрадей, дневников, газетных публикаций и рукописей, выбрал из них стихи и все, что на них хоть чуть-чуть похоже. А потом сложил все это в одном файле.
Я не стал их отбирать, фильтровать и редактировать. Как сложилось, так сложилось. Именно в этом и прелесть, и главное достоинство этих стихотворных строк.
Если хотите, это своего рода дневник в стихах. Он такой, какой он есть. И незачем его приукрашивать или редактировать.
К некоторым стихам я возвращался, переписывал их и редактировал. Поэтому в книге возможны повторы одних и тех же строчек.
Я не собираюсь кого-то поразить или удивить этим сборником. Эта книга, скорее, для себя, чем для других. Просто собрал все написанное когда-то и объединил под одной обложкой. Пусть будет.
«Перебираю старые тетради…»
Перебираю старые тетради,
Распутываю строчек вязь.
Не для веселья и не боли ради,
Открыть пытаюсь с прошлым связь.
«Старый дом. Новый дом …»
Старый дом. Новый дом —
Добрые соседи.
Суперлифт, а потом
Самовар из меди.
Я у вас не прошу,
Ничего не надо.
Старый шум, новый шум —
Вот моя награда.
Пусть пройдет, все пройдет,
Так, наверно, надо.
Дождик теплый идет
Вроде водопада.
«Я в детстве был угрюм и дик…»
Я в детстве был угрюм и дик.
Но вот настал той жизни миг,
Когда душа моя проснулась
И к чувствам теплым прикоснулась.
Я славил день, я славил ночь.
Тоску и скуку гнал я прочь.
И о несбыточном мечтал.
Кипела кровь, и сердце билось.
Твое лицо мне часто снилось.
Храня усталые желанья,
Ты не дарила мне вниманья.
Все кончено, оставлено, забыто.
Давно в земле сырой зарыта
Моя нескромная мечта.
Остались мрак и пустота.
Я с участью своей смирился.
В краю пустынном поселился.
Мне заменяют те мечты
Сырые камни да кусты.
Кончаю грустный свой рассказ,
Он утомил, наверно, вас.
Еще ль увидимся, – не знаю.
Я вас за все теперь прощаю.
Последнее письмо
Мой муж – горбатый скорпион,
Купил вчера аккордеон.
А у меня в пивнушке недостача,
Да у сестры сгорела дача.
Да сын – с рождения алкаш,
Вдруг начал весело резвиться.
Продал ружье и патронташ,
Чтоб не могла я застрелиться.
Не ходят беды в одиночку.
Доску стиральную украли
Да изнасиловали дочку,
А компенсацию не дали.
Просвету нету никакого.
Никак с похмелья не просплюсь.
Подохла стельная корова,
Сегодня в десять удавлюсь.
Воспоминания о детстве
За туманом берег дальний,
Ветер дует на зарю.
Папироска, друг мой тайный,
Дай тебя я закурю.
Вспомню росы и туманы
На далеком берегу,
Где с окурками в кармане
Босиком домой бегу.
Где меня ругает мама,
Где отец ремнем дерет,
Где река с названьем Кама
Тихо за душу берет.
Знаю, было. Помню, было.
Солнце за гору зашло,
Сердце глупое заныло,
Знает, было, да прошло.
Часы
Старый дом мой до погреба вымер,
И часы научились молчать.
Звуки ветер подошвами вытер
И на двери навесил печать.
Я вчера в этом доме смеялся,
Закрывая окно на закат,
И друзей переделать пытался,
Все ушли. Не вернулись назад.
Под ногой половицы горели,
Веселились, откуда им знать,
Что бывают без снега метели,
Что недоброму добрым не стать.
Дунул месяц на звездное темя,
Встала тень у меня за спиной.
«Не подскажешь ли, – молвила, – время?»,
Улыбаясь как туз козырной.
Понял я, не уйти от ответа,
Но часы разучились стучать,
И сижу я в потемках без света
И не знаю, кому отвечать.
«Где-то есть дом…»
Где-то есть дом,
В котором никто не живет.
Где-то есть женщина,
Которую никто не любил.
В это трудно поверить,
Но это так.
А у меня нет дома,
В который бы я мог
Привести женщину,
Которую я люблю.
Поэтому она ничего не знает
О моей любви.
Табурет
Достался мне в наследство табурет.
Обшарпанный, скрипучий, колченогий.
Но был и в нем заложен свой секрет,
Улыбку погаси, читатель строгий.
Коль ты забыл, то сызнова пойми,
Что суть вещей порой от глаз укрыта.
Она незнаема, неведома людьми,
Подчинена скупым законом быта.
«Теплом дышала старенькая печка…»
Теплом дышала старенькая печка
И согревала слов холодный лоск,
Горела стеариновая свечка,
И оплывали строки, словно воск.
Совмещение
Я строки от длиннот очищаю,
Я слова с бытием совмещаю.
Уплощаю и упрощаю
И всех и за все прощаю.
«Стояла на камине статуэтка…»
Стояла на камине статуэтка,
Горел огонь, и музыка звучала.
Ну почему же, отчего же редко?
«Что такое судьба?..»
Что такое судьба?
Борьба.
Что такое цветы?
Это ты.
«Я глубоко себя зарыл…»
Я глубоко себя зарыл,
Под масками свой лик забыл.
Не говорил, не думал откровенно…
Уже себя забыл, и это скверно.
«Снова старая дорога…»
Снова старая дорога,
Снова крыши и дома.
Меркнет день, еще немного —
И наступит тишина.
Черным мраком разольется,
Будет улица темна.
Сердце трепетно забьется,
Выйдет на небо луна.
Где-то в поле день растает.
Грустью дышат тополя,
Старый пес о чем-то лает,
Стынут травы и земля.
Буду слушать до рассвета
Шорох листьев за окном.
Вдруг услышу запах лета,
Вспоминая о былом.
Он напомнит сумрак алый,
Он напомнит голос твой,
Поцелуй мой запоздалый,
Взгляд унылый и пустой.
Вспомню росы и туманы
На прощальном берегу,
Имя светлое Светланы
Словно память берегу.
За печаль и радость эту
Эту ночь благодарю.
И как утреннему свету
Я тебе ее дарю.
28 декабря 1981
Я красный цвет любил
Я в детстве красный цвет любил,
Любил огонь в мерцанье белом.
Томатный сок с восторгом пил
И рисовал лишь красным мелом.
Рисунков этих не найдешь следа.
Кругом метель, домов громады.
Их смыли годы – мутная вода,
Их раскололо гулом града.
Я умирал от страшной боли,
Когда железом по стеклу.
Меня водила против воли,
Когда в несбыточность влекло.
Узнав предельность доброты
Среди соблазнов и сомнений,
Завяли красные цветы
В сердцах у многих поколений.
Души моей пустынный край
Еще порою отзовется.
Воскликну я: «Не покидай!»,
И на стихи мои прольется
Печаль раздумий и тревог
Какой-то странной невидимкой.
Неутешительный итог
Подернет их прозрачной дымкой.
29 декабря 1981
«Как собака сорвался с цепи…»
Как собака сорвался с цепи,
Ошалел от свободы поспешной.
Мне на спину ярлык не лепи,
Оставайся такой же безгрешной.
Не зови мою радость изменой,
Пусть оставит тебя эта боль,
Пусть не станет полночной сиреной.
Отпусти ты ее, не неволь.
Не топчи мою душу – оставь.
Мне не надо кастрюльного счастья.
Если хочешь, сломай и расплавь.
Одного не приму – двоевластья.
3 января 1982
«Снова ночь туманит очи…»
Снова ночь туманит очи,
Снег под окнами скрипит.
Я хочу спросить у ночи,
Почему она не спит.
Почему метель кружится,
Будит сонные дома.
Почему луне не спится,
Почему не спит луна.
Тени черною толпою,
Вспоминая дни весны,
Ходят в комнате за мной,
Как и я, они грустны.
Пол не спит – старик скрипучий,
Окна сумрачно глядят.
Мои думы черной тучей
Над бессонницей летят.
Раздосадован, нет мочи,
И до утренней зари
На груди заснул у ночи.
Скука, что ни говори.
4 января 1982
Перепутал
Еще мороз и нет весны,
Ее я часто вспоминаю
И вижу творческие сны,
Жену чужую обнимая.
«Ты пришла из дальней дали…»
Ты пришла из дальней дали,
Тихо села у окна,
Но тебя уже не ждали,
Пусто, в доме тишина.
«Вечер грустный бредит тайной…»
Вечер грустный бредит тайной,
Кинул черную вуаль.
Верит он, что неслучайно
Вместе радость и печаль.
Как всегда, неразличимы,
Две сестры стучат в окно.
Осторожно, херувимы,
В моей комнате темно.
Вас давно уже не ждали,
Пусто в доме – тишина.
Вы пришли из дальней дали,
Отдохните у окна.
«Черный гроб моих воспоминаний …»
Черный гроб моих воспоминаний —
Последнее пристанище души.
Вместилище раздумий и желаний,
Огонь свечи последними туши.
Оставь со мной хоть малую надежду
На мир иной, на сладостная ночь
И не срывай с души моей одежду,
Уйди, пойми, проклятый, прочь.
Меня не научили умирать,
Да и к чему науки эти.
Тоску измерить, жалости жалеть.
Я не хочу, есть участь лучшая на свете.
К чему мне могильные муки,
Зачем мне надгробная речь?
Тревога растет от безделья и скуки.
Ржавеет любовь, мой заброшенный меч.
Чужая ива
О чем-то плачет чужая ива.
Чужая ива в чужом краю.
И сыплет горько, роняет горько
На серый камень листву свою.
О чем ты плачешь, чужая ива,
Чужая ива в ночной тиши?
Зачем ты сыплешь сухие листья
В горячий трепет моей души?
Я знаю, ива, что ты не ива,
Что твои ветви – сплетенье рук.
Напоминает мне шорох листьев
Давно забытый знакомый звук.
Я знаю, Ира была красива,
Была ты гордой, как звездный свет.
Напоминают сухие листья о том, что было,
Чего уж нет.
Без красоты
Все просто в этом мире и несложно,
Но, распаляясь, все споришь ты.
Без совести прожить на свете можно,
А как, скажи, прожить без красоты?
Она для нас, что лодка у причала,
Качается на строгих волнах лет,
Она всему конец, всему начало,
Она для нас в окошке белый свет.
И если я когда-нибудь устану,
Доверчивое сердце заболит,
Смотреться молча в эту речку стану,
Она меня от грусти исцелит.
Ни о чем не жалею
В нас самих нас всего половина.
Ты послушай, сама рассуди —
Наша юность, лихая лавина,
Отгремела уже позади.
Что осталось? Осталось немного:
Хмурый дождь и запущенный сад,
Уходящая в старость дорога.
Нам по ней не вернуться назад.
Ни о чем не жалею – сбылось
Все, о чем мы когда-то мечтали.
Нам с тобой испытать довелось
В жизни радости все и печали.
Становились сильнее и строже,
И по долгим ночам в тишине
Ты вдруг стала родней и дороже.
Где-то бродишь тихонько во мне.
Не скажу, что любовью страдаю,
Эта истина скрыта от глаз.
Просто радостно я понимаю,
Что в тебе без остатка погряз.
Тишина
О покое я мечтаю, о спасении души,
О черемухе пахучей где-то в призрачной глуши.
Пусть разбудит спозаранку небо синей вышины.
Захмелею от молчанья и безумства тишины.
Я добрей и чище стану и без лишней суеты
Выйду в рощу, на поляну, упаду лицом в цветы.
Но судьбу послал иную, прародитель мой – злодей.
Я кручусь в аду машинном, в толчее очередей.
Тишина – спасенье рядом, а попробуй-ка возьми.
Все торопятся куда-то, одинок между людьми.
Мне безмолвье недоступно, тишина не суждена.
От заводов, улиц шумных снова прячется она.
Вдохновение
Настроенье – мое вдохновенье,
Ты без света бредешь наугад.
Нипочем тебе общее мненье,
Ни к чему тебе чей-то наряд.
Не по моде убого одето,
Ты бредешь по дороге, пыля.
Песня главная наша не спета.
Не впервой начинаем с нуля.
Пусть пророчества друга зловещи,
Нас по жизни кривая несет.
Нам дорожи слова, а не вещи,
От судьбы бесконечность спасет.
Мы с тобой не увенчаны славой,
Нам дороже простые слова.
Не коснулась рукою костлявой,
Не взошла вещизма трава.
«Смозолив уставшие ноги…»
Смозолив уставшие ноги,
Покрепче, до боли губу закусив,
На камень присев у дороги,
Измерить усталость безмерностью сил.
Задумался, плечи, плечи сутуля,
Сначала о жизни, потом о себе.
А солнце, сжигая начало июля,
Железную верность хранило судьбе.
Всерьез я не верю в приметы,
Но сердцу рискованным хочется быть,
Хрипит сквозь молву и наветы:
«Не надо покоя – мне хочется жить».
«Все чаще хочется забыться…»
Все чаще хочется забыться,
В укромный уголок забиться.
От всех уйти, остановиться.
Прийти к себе и… возвратиться.
«Есть скрытый ритм существованья…»
Есть скрытый ритм существованья.
Его связующую нить,
Все наши встречи, расставанья
Вдруг разучились мы ценить.
Измяв бессонницей подушку,
Скучаем в дедовой избе.
Воспринимаем как игрушку
Бездомный ветер на трубе.
Глаза набухли синей влагой,
Застыла копоть на печи,
А нас влечет незримой тягой
Растаять, спрятаться в ночи.
Могильный холм на косогоре.
Все не во сне, все наяву.
Тоска безмолвная во взоре
Роняет листья на траву.
Все тот же мир, и мы все те же,
И в том же ритме вечера,
Но вспоминать гораздо реже
Мы стали прошлое – вчера.
«Люблю, когда зима…»
Люблю, когда зима,
Когда морозом воздух скован.
Когда твердишь ты: «Я сама»
И каждый шепот согласован.
«Нужен смелости достаток…»
Нужен смелости достаток,
Чтоб черпать из колодца слов.
В годину мрака и упадка,
Во времена смятения голов.
Вдруг потерялись с миром связи.
Ищу начало этого пути.
Душою зачерпнул дерьма и грязи,
Где спрятаться, куда уйти?
А все идет от пониманья
Своей причастности к дождю.
От пустоты и состраданья
К тому, что я уже не жду.
«Я лишь себя любил всегда…»
Я лишь себя любил всегда,
Лелеял, от беды спасая,
Но мстят нещадные года,
За пятки голые кусая.
Не убежать – печаль настигла.
Расплата за любовь горька.
И сердце ту любовь постигло,
Как берег познает река.
«Накинул вечер черную вуаль…»
Накинул вечер черную вуаль,
Ворчит луна, туманом очарована.
Неразлучимы радость и печаль,
Обручены, молчаньем скованы.
Гоню печаль – уходит радость.
С тревогой жду ее опять,
А на душе лишь мрак и гадость.
От скуки снова лягу спать.
«Скучно жить на свете оттого…»
Скучно жить на свете оттого,
Что река с излучиной лукавой
Далека от дома моего
И не проплывает павой.
«Ох ты, степь моя, степь широкая…»
Ох ты, степь моя, степь широкая,
Нет конца тебе и начала нет,
Как девчоночка синеокая
Ты влечешь меня много лет.
«Кривая линия судьбы…»
Кривая линия судьбы
Везет меня по бездорожью.
Встаю, пугаясь, на дыбы,
Переполняюсь внутреннею дрожью.
«Не надо никогда писать стихов…»
Не надо никогда писать стихов,
Не изведав горький запах лета,
Не услышав пенья петухов.
Не тверди, что песня спета.
Лучше ты тихонько помолчи,
Лучше слушай сердцем соловья,
А от вдохновенья выброси ключи.
«Ухожен и прибран на вид…»
Ухожен и прибран на вид,
Надменен, как пожарный щит.
«Один остался шаг…»
Один остался шаг,
Всего лишь ночь осталась.
Смеется месяц – маг,
Над кучею исписанных бумаг.
«Я думал, что всему конец…»
Я думал, что всему конец,
Что ты ушла с рассветом,
Когда надела свадебный венец,
Глаза лучились мягким светом.
Прошел десяток лет,
И стали мы другими с виду.
Ты пронесла в глазах тот свет,
А я несу в душе обиду.
Но хочется ошибки нам исправить
И новыми сознанье наградить.
Жеребячья судьба
(Пародия на стихотворение «Верю коню»
Леонида Додина)
Лошадям лишь только верю,
Буду век стоять на том.
Для меня конюшни двери —
Это двери в отчий дом.
Нету выше наслажденья,
Чудным запахом дышу.
Каждый день со дня рожденья
Ем овес, стихи пишу.
Если стойло я покину,
Не смогу прожить и дня.
Захирею, сдохну, сгину,
Злого конюха виня.
Выйду молча на дорогу,
Уши острые прижав,
И зачахну понемногу,
На прощание заржав.
Пусть поэт я был хреновый,
Не смотрите свысока,
Постелите в гроб сосновый
Мне попону рысака.
Старики
Они на диком полустанке
Встречать ходили поезда,
Букет цветов в стеклянной банке,
В холодных каплях провода.
Я сплю, я слушаю, читаю…
Колокола, движенье, звон.
Я ничего о них не знаю,
В гуденье, в грохот погружен.
Лязг буферов, туман простора,
Зари малиновой эмаль.
Глаза кошачьи светофора,
Чего-то нет, чего-то жаль.
Смятенный ропот слов забытых
Через порог из-за дверей.
На письмах, штемпелем пробитых,
Мольба вернуться поскорей.
Но дождь опять свисает с тучи,
Все лица стерты рукавом,
И обстоятельства живучи,
И нет кого-то за столом.
Дома, селенья, полустанки.
Не знаю, вспомню ли когда.
Букет цветов в стеклянной банке
И в серых каплях провода.
«Заточен я в сегодняшнем дне…»
Заточен я в сегодняшнем дне,
Душа окольцована бытом,
Но где-то таится на дне
Память о чем-то забытом.
«Кто ты?» – себя спрошу,
Не узнавая лица
Того, что в душе ношу.
«От себя мне не стало житья…»
От себя мне не стало житья,
Я мальчик теперь для битья.
«Кто прав, а кто неправ…»
Кто прав, а кто неправ,
Решим не мы,
А родовые муки трав.
«Помню вечер я, помню ласковый…»
Помню вечер я, помню ласковый,
Да и глаз твоих не забыл.
Ты далекой стала сказкой,
То ли выдумка, то ли боль.
«Муза с арифмометром в руках…»
Муза с арифмометром в руках.
Квадратные корни рифм.
Все измеряем термометром.
Чувствительность – бледный миф.
Открылся на лирику спрос.
Душа – что замочная скважина,
На все есть ответ, был бы вопрос.
Любовь же слюнями изгажена.
К чертям конъюнктуру.
Здесь все потребляется.
Даешь всеобщую культуру,
Успех обещается.
Низводим Пушкина до интерьера.
Нужен черный коленкор.
Телевизор, квартира, карьера —
Для культуры огромный простор.
Пусть любовные интрижки
Не считаются грехом.
Собиратели сберкнижки
Гордо ходят петухом.
Завлекательны сюжеты,
Словоблудие в чести.
Прямо в дом из оперетты —
Пошлость в дом к себе пусти.
Сочинение психоза,
Нагнетание тоски.
Лезут прямо из навоза
Чтива пошлого куски.
«Ты синицей влетела в окно…»
Ты синицей влетела в окно,
Я шелками его занавесил.
Стало пусто вокруг и темно,
Мир цветной, почему ты невесел?
«Я знаю людей так до спешки охочих…»
Я знаю людей так до спешки охочих,
Что у них от покоя болит голова.
Они многие тысячи глупостей прочих
Облекают в чужие слова.
«Быстрее, быстрее, быстрее…»
Быстрее, быстрее, быстрее…
Мы все на глазах у травы стареем.
«Дождевые капли прыгали…»
Дождевые капли прыгали
Прямо ли, криво ли.
«Чернеет вдали лесок…»
Чернеет вдали лесок,
Но кровь не впитал песок.
Урок понимания
(Пародия на стихотворение Сергея Коробицина «А я лежу все в жизни понимая»)
А у меня окно на потолке,
И я лежу, все в жизни понимая.
Стихов полста припрятано в чулке.
Моя дорога – самая прямая.
Могу постигнуть логику вещей,
Раскрыть любые тайны мирозданья.
Я обхожусь без лома и клещей.
Вот вам урок такого понимания.
Учитесь лежа звезды понимать.
Мой метод прост, доступно гениален —
Как можно чаще падать на кровать.
В пуховики, в перины ваших спален.
Не раздеваясь, сняв один сапог,
Ложиться можно на пол, где приспичит.
Придет к вам пониманье как итог.
Пускай в висок невежда пальцем тычет.
Вы не копите злости и обид.
Пусть вас червяк сомнения не гложет.
Отбросьте скромность ложную и стыд.
Мой инструктаж, надеюсь, вам поможет.
«Рано утром, спозаранку…»
Рано утром, спозаранку
Моя комната тесна.
Завела капель шарманку —
У меня в гостях весна.
Пол усыпан весь цветами
Ярких солнечных лучей.
По секрету только с нами
Под окном журчит ручей.
В этот час и в эту пору,
Как сердитый добрый врач,
Зашагал по косогору
В черном фраке старый грач.
Так зачем же хмурить брови?
Улыбнись, честной народ.
Стал уже алее крови
Синеглазый небосвод.
За весной торопит лето
Терпким медом и жнивьем,
Встретить все, что не пропето,
Все, чем мы с тобой живем.
«Не могу молчать, не стану…»
Не могу молчать, не стану,
Хоть поэтом не рожден,
Песни петь не перестану,
Это нужно – убежден.
Обожгли горшки не боги.
Руки, ноги, голова…
Вдаль пойду я по дороге
В песню складывать слова.
Этих слов искать не надо,
Моя истина в простом:
Отчий край – моя отрада,
Моя музыка о нем.
О родных полях и пашнях,
О березах над рекой,
О моих кремлевских башнях,
О колосьях под рукой.
Обо всем, что с детства свято,
Обо всем, чем дорожу,
В этой песне я, ребята,
Всем на свете расскажу.
Пусть она летит по свету
И расскажет всем о том,
Что нигде покуда нету
Лучше края, чем мой дом.
5 февраля 1983
«Серебрятся звезды над порошею…»
Серебрятся звезды над порошею,
Стынут листья, остывает май.
Расскажи мне что-нибудь хорошее,
Только прошлое, прошу, не вспоминай.
Это в нас оно живет и умирает,
Как огонь в остывшем очаге.
Будто снег в ладонях жарких тает,
Растворяясь в дальнем далеке.
Ни к чему тревожить, все напрасно,
Не вернется прошлое, поверь.
Все прошло, забыто и прекрасно.
Распахни для будущего дверь.
Поделись со мной своею ношею.
Руку мне на счастье свою дай
И послушай что-нибудь хорошее,
Только прошлое, прошу, не вспоминай.
5 февраля 1983
«Она свой возраст не скрывала…»
Она свой возраст не скрывала,
Себя как книгу раскрывала.
По страницам строкой бежала.
Все, казалось мне, мало, мало…
Осень шизофрении
Все садовники усталые
Сыплют листья шестипалые
На лавровые венцы,
На лачуги, на дворцы.
Все карманы листвой набиты,
Все живые давно убиты.
Лишь заржавленный скупец
Все визжит: «Конец, конец!»
Небо ахнуло, зарычало,
Это было концом начала,
Кто-то шкуру сдирает с неба,
Кто-то просит у неба хлеба.
Мышиными крыльями машут
Сверхракеты в мозгу глупца.
Мертвый ветер завывает,
Лишь у смерти не бывает
Ни начала, ни конца.
Шлет невидимых гонцов.
Как легко отговориться,
Продолжают ночью сниться
Сны чужие, чей-то смех.
Смерть уравнивает всех.
Что ни день – землетрясенье,
Чье-то горькое паденье.
Гибнут люди, корабли.
Содрогание земли,
Но плывут во мне куда-то
Черной клиника палата,
Корабли, которых нет,
И такой же черный свет.
Март 1983
«Слова как черви обглодали чистую кость мысли…»
Слова как черви обглодали чистую кость мысли.
«Гремящий позвоночник поезда…»
Гремящий позвоночник поезда,
Умчавшегося в никуда.
«Прости…»
Прости,
Во мне забыли часы завести.
«Оказаться бы в нужном месте…»
Оказаться бы в нужном месте,
Где чувства завернуты в одеяло
Из теплой верблюжьей шерсти
И можно глаза прикрыть устало.
«Мимоездом к родному дому…»
Мимоездом к родному дому.
«Человек спит на мосту…»
Человек спит на мосту,
А ты – ковыряй в носу?
***
Зрелища нет на земле тяжелей, чем поэт, жалкой подачки просящий под окнами славы.
Борис Олейник
«Да простит меня мудрый читатель…»
Да простит меня мудрый читатель
За причудливость сказанных слов,
Ведь рожден я как вечный мечтатель,
Говорить о любви не готов.
Да и есть ли на свете дороже,
Чем счастливые эти слова?
Становился я старше и строже,
Но кружилась, как встарь, голова
От приятного, нежного взгляда,
От чарующей песни волос.
Для меня это с детства отрада,
Испытать мне любовь довелось.
«Не зря же девица мается…»
Не зря же девица мается,
В руках ее плачет прялица…
***
Прошлое само нас вспоминает и часто напоминает о себе в самых неожиданных местах, вещах и ощущениях. Без него и будущее невозможно, и настоящее кажется серым и неухоженным. А для многих именно прошлое становится эталоном, ориентиром и маяком.
Эпитафия червонцу, потерянному мной
Красней, презренная бумажка,
Я о тебя не замараю рук.
Склонится над тобой преемник тяжко,
Не скроет он ни радость, ни испуг.
«На кладбище сонной долины…»
На кладбище сонной долины
Старуха приходит рыдать.
Слова ее скорбны и длинны,
То ли чья-то жена, то ли мать.
Белая горячка
Стены вымазаны мелом,
Зарешечено окно.
По безвременью в белом
Бродит рыжее пятно.
Гладит волосы рукою,
Липкой, потной и чужой.
Где я? С кем я? Что со мною?
Кто я, собственно, такой?
Лик безвестный без ответа
Сгинул вмиг во тьме ночной.
Крик корежит части света:
«Где я? С кем я? Что же все-таки со мной?»
Декабрь 1985
«Я пишу не затем, что надо…»
Я пишу не затем, что надо.
Я пишу оттого, что есть
Облаков полудиких стадо
И дурная слепая весть.
Стало больно, больней не станет.
Задохнулся огонь в ночи.
Кто-то к двери за полу тянет,
Кто-то в сумку сует харчи.
Я шагнул, за порогом руки
Догорают, как две свечи,
И прощенья, прощанья звуки.
Кто-то шепчет: «Молчи, молчи».
Мимоездом нагрянут гости,
Накрывай-ка, хозяйка, стол.
Заколотят по шляпку гвозди,
Раскачают скрипучий пол.
И пойдет карусель такая,
Сразу вряд ли ее поймешь.
«Пускай поэтом чтишься ты…»
Пускай поэтом чтишься ты…
В пороках кайся и грехах,
Но, заклинаю, о стихах
Не говори ни слова.
Мы все писали понемногу.
Пускай сегодня, завтра, впредь
Тебе над рифмами корпеть,
Но, заклинаю, о стихах
Не говори ни слова.
Не знай покоя. Сна лишись.
Весь до предела испишись.
Но, заклинаю, о стихах
Не говори ни слова.
Пускай напишешь горы книг
И передышка – краткий миг,
Но, заклинаю, о стихах
Не говори ни слова.
Ноябрь 1984
«Смотрю я на тех, кто пляшет…»
Смотрю я на тех, кто пляшет,
На тех, кто рубаху рвет,
На тех, что платками машут,
Им музыка сердце жжет.
Смотрю я поверх смятенья
В неблизкую солнца даль.
Туда, где среди цветенья
Маячит родная шаль.
Она ни на что не похожа
И не будет похожа впредь.
Подернулась дрожью кожа,
А медь продолжает петь.
Плевать ей на тех, кто пляшет,
На тех, кто рубаху рвет.
Она кулаком не машет,
Не плачет она и не ждет.
Уходят дожди, как годы.
Торопятся. Что с них взять,
Но дрогнут от марта своды,
И прощание будет опять.
Ноябрь 1984
«Я взялся нынче за перо…»
Я взялся нынче за перо
Без тайных дум
И помыслов коварных,
Да злой насмешник ум
Все снова спутал карты.
Ноябрь 1984
«Осень, как старая лошадь…»
Осень, как старая лошадь,
Задумчиво листья жует.
«Размечтался как мальчишка…»
Размечтался как мальчишка.
Жизнь – веселая игра.
В переплете толстом книжка
Без картинок – не беда.
Пусть не так и по-другому
Называется она.
Лишь дожди стучатся грому,
А за окнами война.
«Друзья пожимают плечами…»
Друзья пожимают плечами,
Подруги смеются тайком.
Родители, гордые нами,
Делились военным пайком.
«Исписал бумаги горы…»
Исписал бумаги горы,
Толку нету ни на грош.
Испишу теперь заборы,
Может, ты меня поймешь.
«Хватит заниматься ерундой…»
Хватит заниматься ерундой,
Не выходит тебя поэта —
Повышай удой.
«Осень плачет, как женщина, веще…»
Осень плачет, как женщина, веще,
Оглянусь – не увижу следа.
Расплылись и расплавились вещи,
Все размыла шальная вода.
Что ушло, а что осталось,
Разве это разберешь?
Было время – ты смеялась,
Время стало – слезы льешь.
Мои горизонты
Мои горизонты в пути.
Их много, как в небе птиц,
Одни находятся там,
Куда я смотрю сегодня.
Другой укутан туманом серым
Непрошедших, несбывшихся дней.
А кто мне сумеет ответить,
О чем я буду мечтать послезавтра.
Где он, послезавтрашний горизонт?
Мои горизонты там, где я их сегодня вижу.
Мои горизонты в пути.
Сержант
Тревога, тревога, тревога!
Морозами выжженный лес.
Деревья, проселок, дорога,
Сержант – обмороженный бес.
Бьет ветер жестокой шрапнелью.
Тревога, тревога, трево…
А кто-то ждет дома его.
18 ноября 1984
«Хлестали ветры снежною шрапнелью…»
Хлестали ветры снежною шрапнелью
По всаженным в ушанки головам,
И корчилось под каждою шинелью
Неверие приказам и словам.
Когда зажглись на небе звезды
И стихла где-то суета,
Спросил сержант почти серьезно:
«Ну что ребята, красота…»
Разглядывая первые мозоли,
Огонь в простуженной печи,
Не сразу мы ответили, легко ли
Познать все ощущенья красоты.
Морозами прожженные леса.
Бумажные глухие голоса.
15 ноября 1984
«Приходи по ночам…»
Приходи по ночам,
Будем звезды считать.
Приходи в белый сон
О любви помечтать.
«Я глупые строки свои выуживал…»
Я глупые строки свои выуживал
Из душного озера бытия.
Сам себе и судил, и подсуживал,
И выспрашивал – был ли я.
«Поиграл в слова-игрушки…»
Поиграл в слова-игрушки,
Люди. Деньги. Звезды. Пушки.
Все смешалось и пропало.
Одеяло. Мыло. Мало.
Ерунда.
Застывают в медной кружке
То алтыны, то полушки.
Чертовщина. Медный звон.
Колокольчик надорвался:
«Динь-дон, динь-дон».
«Не губи меня», …»
«Не губи меня», —
Просит цветок.
Он, как и я, одинок.
«Если хочешь ты счастья добиться…»
Если хочешь ты счастья добиться,
Откажись от него и забудь.
Счастье – не синяя птица,
Счастье – тяжелый путь.
«Ударяли тугие ветры…»
Ударяли тугие ветры
В семимильный неблизкий путь.
Незнакомые километры,
Где согреться нам? Где отдохнуть?
Где согреться бы, рассупониться
Да каленого кипятку хлебнуть?
За далекий бор солнце клонится,
Не согреться нам, не уснуть.
«Когда яблоко упало со стола…»
Когда яблоко упало со стола,
Мы оба молчали.
О чем говорить?
Желтое, как маленькое солнце,
Подпрыгивая и больно ударяясь,
Оно закатилось под кровать.
Ты тихо вздохнула и,
Скрипнув старой половицей,
Плотно закрыла за собой дверь.
А яблоко осталось лежать
В темном пыльном углу.
Я иногда вспоминаю о нем,
Но так и не решаюсь достать.
Все равно никто не поверит,
Что когда-то оно было
Маленьким солнцем.
«Грусть – листопад души…»
Грусть – листопад души,
Деревья – дети земли,
Люди – сливки живого,
Деньги – кровь экономики.
Ну и что?
«Где научиться быть счастливым…»
Где научиться быть счастливым,
Чтоб близко к сердцу принимать
И жаркий день, и день дождливый,
И все на свете понимать?
Идти, любить, платить добром,
Не зная меры и предела.
За первый снег, за первый гром,
За песню, что весна пропела.
Ждать долгожданного письма.
Устать и, не коснувшись стула,
Смотреть, как синяя истома
Реки задумчивой уснула.
«Какая-то безделица…»
Какая-то безделица,
Простой пустяк,
Три строчки зарифмованных,
Сугроб обмяк.
«Говорю, что проходят дни…»
Говорю, что проходят дни.
Дразнят они – догони.
«Одна тысяча какое-то лето…»
Одна тысяча какое-то лето.
Совершенно не хочется спать.
Старый кобель протявкает где-то,
Закурю и начну вспоминать.
«Пахло плесенью, пахло черникой…»
Пахло плесенью, пахло черникой.
«Меркнет день усталый…»
Меркнет день усталый,
Дождика вуаль.
В каждой капле малой
Скрытая печаль.
На асфальте тени,
Мокрые следы,
Да не знает лени
Празднество воды.
Завтра лужи взвесим
Рано поутру.
Как белье развесим
Сохнуть на ветру.
Иду к тебе
Опять весна – хозяйка молодая,
У звезд туманно-синих на виду,
Счастливою бессонницей страдая,
Белье листвы развесила в саду.
Таков удел, судьба моя такая,
Иду к тебе, любовь моя, иду
И, над следами милыми гадая,
Нашел венок в заброшенном пруду.
Но тает ночь, росинками прохладу
Камыш шершавый тихо серебрит,
И он в аллее трепетного сада,
Со мной печалясь, сонно шелестит.
Я опоздал, спешить уже не надо.
Заря растет, алея, и горит.
Ухожу из дома
Туда, где птицы спорят с тишиной,
В рассветный час я ухожу из дома.
К дыханью сладкой сырости грибной
От суеты, от сложного к простому.
Спускаюсь в пойму медленной реки
По дну травой заросшего оврага.
Мой взгляд свободен, и шаги легки,
И тлеет листьев серая бумага.
Лесной туман изорван и избит…
Но горевать ему, как видно, не пристало.
Я не скоплю ни горя, ни обид
И, все забыв, опять начну сначала.
Вот и окончен разговор с собой,
Со всем, что близко, дорого, знакомо.
Не разживусь покладистой судьбой,
В рассветный час опять уйду из дома.
«Торопливая запись в блокноте…»
Торопливая запись в блокноте,
Желтый лист и корявая строчка.
Довелось послужить мне в пехоте,
А в конце черной кляксою точка.
«Я сижу себе, сижу себе, сижу…»
Я сижу себе, сижу себе, сижу.
На дороженьку, дороженьку гляжу.
Вот по полюшку буренушка идет,
Полно вымя молока она несет.
Ой, коровушка, коровушка моя,
Поспеши, тебя заждалась вся семья.
Возвращайся поскорее ты домой,
Молочком ты малых детушек напой.
Малых детушек, ах, детушек напой,
Мое сердце, мою душу успокой.
Принесу я сена свежего тебе.
Тают листья, стынут листья уж к зиме.
«Все в мире радость и движенье…»
Все в мире радость и движенье:
И эта ночь, и лунный свет.
У песни будет продолженье,
Еще один лирический куплет.
Я не устану в это верить,
Пока живу, пока дышу,
Что не дано словам измерить,
Улыбкой тихой расскажу.
Пускай бывает небо в тучах,
Пусть серый дождь стучит в окно,
Печаль и горе все же лучше,
Чем быта серое кино.
Пока любить не разучился
И не устал от зим и лет,
У синих трав я петь учился
О доброте лирический куплет.
«Был фонарь и ночная улица…»
Был фонарь и ночная улица,
Утлый зонт, с пелеринкой плащ,
Старый клен на ветру сутулился,
Синий плащ был, как сон, манящ.
Нам под черной японской крышею
Было радостно и светло.
Вспоминаю тебя, любившую
Улыбаться всему назло.
Было утро безмолвно серым,
Только ветер швырял дождем.
До сих пор мы во что-то верим,
До сих пор мы чего-то ждем.
«Сегодня солнце, словно по заказу…»
Сегодня солнце, словно по заказу,
Своим теплом торопится согреть
Воды озерной голубую вазу,
Боясь промедлить, к сроку не успеть.
«Море звонкое, море звонкое …»
Море звонкое, море звонкое —
Наплывает туман с полей.
Ты девчонкой, той девчушкою
Стала ближе мне и родней.
«Меркнет день усталый…»
Меркнет день усталый,
Дождика вуаль.
В каждой капле малой
Скрытая печаль.
Вечер черной краской
Мажет тополя,
И под звездной маской
Прячется земля.
На асфальте тени,
Мокрые следы.
Да не знает лени
Тихий шум воды.
Завтра лужи взвесим,
Рано поутру.
Как белье развесим
Сохнуть на ветру.
«До сих пор во что-то верится…»
До сих пор во что-то верится.
Семафор подает мне знак.
Он на что-то еще надеется,
Горемыка, смешной чудак.
Уплывает перрон в забытое
Время тайных надежд и грез.
Запотело окно разбитое
От твоих полудетских слез.
«Ни радости, ни грусти, ни печали…»
Ни радости, ни грусти, ни печали
Не находил я в сумраке ночном,
Когда твои слова легко звучали
О чем-то умном, скучном и чужом.
А время шло, казалось, мир реален,
Но ты любила только миражи,
И я бродил один среди развалин,
Попробуй их как кубики сложи.
Я жил минутой. Жизнь необъяснима,
Как горсть золы, как небо или свет.
Просил тебя я: «Стань моей любимой».
Ты усмехнулась и сказала – нет!
«Не уходи, вернись, начнем сначала!» —
Кричать хотелось громко, что есть сил.
Хочу, чтоб близкой и любимой стала,
Я никого еще об этом не просил.
Но что слова, они ведь не преграда.
Не оглянувшись, ты уйти смогла.
Кричать «вернись!» теперь уже не надо.
Глухая ночь над городом легла.
«Наклонилась травинка малая…»
Наклонилась травинка малая
Над огромной, большой рекой.
Затуманилась речка шалая,
Знать, не хочет знать она про покой.
Так и нам с тобой годы клонятся,
Оседает пыль от больших дорог.
«Давно решение готово…»
Давно решение готово.
Сначала мысль спешит,
Потом уж слово.
«Я мечтаю о славе, и что тут постыдного?..»
Я мечтаю о славе, и что тут постыдного?
Календарь, календаря, «календарина»,
Скупые звуки тихого дождя,
Ирина, Ирочка, Ирина…
«Любил ли я кого-нибудь? Не знаю…»
Любил ли я кого-нибудь? Не знаю.
Наверно, нет, а может, да.
Давно над этим голову ломаю,
Над этим думаю всегда.
«Слово – маузер, рифма – патрон…»
Слово – маузер, рифма – патрон.
Бросил строчку – и душу вон.
«Ветер шумит над раскрытой книгой…»
Ветер шумит над раскрытой книгой.
Я вижу далекий – не близкий путь.
Пустынное поле, костер под ригой,
Что стоит к нему шагнуть.
Догорает огонь, и двое
Неспешный ведут разговор
Про время, как небо злое,
Где слово каждое – приговор.
Я их не знаю, не видел лиц,
Но дорог мне этот стон.
И я молчу и упадаю ниц,
Как жаль, что это всего лишь сон.
Это сон, и пускай он снится.
Пускай увижу в другом краю
Залетевшую в дом и окно синицу,
Чужую, нездешнюю, не мою.
Откуда знать мне, все может сниться.
Случится так, что настанет день,
Научишься ты любить, смеяться,
И встанет солнце, разгонит тень.
Но что случилось, понять не смею,
Напутал кто-то в судьбе моей.
Совсем другой назвал своею
Ту, что дороже ночей и дней.
А ну-ка вспомню, как все случилось,
Перемотаю рутину дней.
Припомню сны, что когда-то снились,
Смешные сны – и все о ней.
«Рявкни громом, город сонный…»
Рявкни громом, город сонный,
Пробеги по мостовой.
Сумасшедший и влюбленный,
Умный, добрый, молодой.
«Мама мыла раму», …»
«Мама мыла раму», —
Вывожу я на листе
И поглаживаю даму
По прекраснейшей…
Вот интересно мне, а вы что подумали?
«Выньте руки из карманов…»
Выньте руки из карманов,
Перестаньте пыль пинать,
Усмирить вас, хулиганов,
Я умею воспитать.
«Пора, мой друг, пора…»
«Пора, мой друг, пора…»
Шальная осень
Прочь гонит со двора
От этих сосен.
«Валя, Валечка, Валентина…»
Валя, Валечка, Валентина,
Стерва. Сволочь. Пойди ты прочь.
Черны твои кудри и думы,
Ты похожа на темную ночь.
«Суд любой надо мною неправ…»
Суд любой надо мною неправ.
Кто осудит и небо, и землю
За жестокий, неласковый нрав?
Я любой приговор не приемлю.
20 декабря 1985
«И сидел я в потемках без света…»
И сидел я в потемках без света,
И не знал я, кому отвечать.
«И осень, как старая лошадь…»
И осень, как старая лошадь,
Задумчиво листья жует.
«Улыбались мило, нежно…»
Улыбались мило, нежно,
Беспробудно, безнадежно.
«В погребе сыром и мрачном…»
В погребе сыром и мрачном,
В сизом облаке табачном,
Где слились и смех, и ругань,
Был и стол ему, и дом.
На последние полушки
Пил вино из медной кружки.
Целый день сутулил плечи,
Хмурил брови и молчал.
И никто не знал, не слышал,
Как на улицу он вышел.
Затерялся среди прочих,
Растворился и пропал.
«Твой голос негромкий закопан во рве…»
Твой голос негромкий закопан во рве.
Мне его никогда не услышать.
Не сохранить в себе,
Слова твои уж теперь не дышат.
«Дом раскололся надвое…»
Дом раскололся надвое,
Мир раскололся надвое.
Я раскололся надвое.
Не понимаю
То, что понять могу.
«Играть ненужными словами…»
Играть ненужными словами,
Шутить, смеяться невпопад
Мы научились вместе в вами.
Я вспоминаю летний сад.
Я вспоминаю летний сад,
Где мы учились вместе с вами
Шутить, смеяться невпопад,
Играть ненужными словами.
«Кто услышит, поймет…»
Кто услышит, поймет
Песню грустную мою?
Кто заплачет и споет
То, что я теперь пою?
«Осыпается известка…»
Осыпается известка
С пыльных стареньких печей,
Где виднеются коросты
Древних, старых кирпичей.
«Пусть будет ночь твоя длинна…»
Пусть будет ночь твоя длинна,
Как тень от Эйфелевой башни.
«Твой голос пресветлый…»
Твой голос пресветлый
Летел над полем,
Наполнен болью, захвачен горем.
О чем твои слезы, о ком твой плач?
Не бойся. Он не утонет.
Он всего лишь мяч.
«Постучали ночью в двери…»
Постучали ночью в двери,
Ты мне на слово поверь,
То ли люди, то ли звери
Постучали ночью в двери.
Постучали ночью в двери
То ли люди, то ли звери.
Замяукали, залаяли,
Что им надо, не пойму.
«Когда в бездонность опрокинется ночь…»
Когда в бездонность опрокинется ночь,
Я знаю, что ты прогуляться не прочь.
«Было время, когда, сутулясь…»
Было время, когда, сутулясь
Над беспечным стихом,
Я через время мчался верхом
По строчкам рифмованных улиц.
Зависть
Ночь срывала прозрачный иней
С небывалых твоих ресниц.
Непонятную глупость линий
Замерзавших в снегу синиц.
Я смотрел в никуда, печалясь,
Сквозь зрачков твоих тихих синь.
Всюду ты, как во сне, являлась,
Ты привычку такую кинь.
Глупо верить и ждать ответа.
Улыбалась ты мне вослед.
Закрываясь рукой от ветра,
От несчастий своих и бед.
Я завидовал, злился, плакал,
Потому что совсем другой
Вдруг коснулся тебя рукой.
«Я на рассвет смотрю…»
Я на рассвет смотрю,
Который тает.
Идет философ к алтарю
И о счастье мечтает.
Беспечный, позабыв про все на свете,
Идет в кабак
Залить вином мечтанья эти.
Все правильно, и так
Любой прикручен к своему уделу,
Как к вину.
Я ж посвящаю время делу,
И пустяком его я не спугну.
Бегут и множатся минуты,
Слагаясь в бесконечный рой.
Который жизнью называют плуты,
Бывая трезвыми порой.
Мне это слово непонятно,
И я смеюсь,
Когда лепечут сладко и невнятно
О том, чего я с детства не боюсь.
Пускай же тешат душу
Нелепой сказкой.
От них я затыкаю уши,
Лицо закрою маской.
Февраль 1985
«Слова твои убийственны, как яд…»
Слова твои убийственны, как яд,
Мне дружеской предложенный рукою,
Но ты, я вижу, не смущен. Ты рад
Меня унизить, и с тобою
Толпа прислужников кровавых,
Готовых роковой удар нанесть
Любому из униженных и правых.
Остерегайтесь, вашу спесь
Я все же смять сумею,
Как дурно пахнущий цветок.
А коли нет, рукой своею
Я сам теперь сочту итог
Всем дням, какие прежде были,
Уже архангелы врата свои открыли.
Смелее, кровью пахнущий клинок,
Теперь не время грусти предаваться.
Короткий выпад. Шаг. Нырок,
Вы разучились что-то улыбаться.
Февраль 1985
«Письма… Кто их не ждет?..»
Письма… Кто их не ждет?
Вопросы достойны Зенона.
Придет? Не придет? Придет?
Мне ящик почтовый – икона.
10 февраля 1985
«Между нами, все просто…»
Между нами, все просто:
И разлуки, и версты.
Только знай, где б я не был,
Ты со мной, моя небыль.
Февраль 1985
Друзья поэты
Вы сочиняете печальные куплеты,
Хвала привычке, будто невзначай.
Когда не спится вам, – читаете газеты.
Но вот фортуна улыбнулась,
И окна настежь, и ко всем чертям,
Хватит «дурочку ломать»,
Отправляйся, братец, спать.
«Когда смотрю на женские трусы…»
Когда смотрю на женские трусы,
Я вспоминаю прожитые годы.
Кручу седые древние усы
Как пережиток прожитой свободы.
Декабрь 1984
«Окна в доме твоем опечалены…»
Окна в доме твоем опечалены,
Смотрят с грустью они на закат,
На мальчишку, который отчаянно
Мастерит во дворе самокат.
Март 1985
«Кто ты? Я тебя не знаю…»
Кто ты? Я тебя не знаю.
Где ты? Твой растаял след.
Слушаю тебя. Не понимаю,
Почему молчишь в ответ.
Март 1985
«Мой психоз маниакальный …»
Мой психоз маниакальный —
Крест, который я несу.
Долгожданный и банальный,
Словно прыщик на носу.
«Март. Семнадцатое…»
Март. Семнадцатое.
Тает снег.
Небо зависло тучей.
Три розы в хрустальной вазе,
Три красные, как закат.
Часы простучали полночь.
Твой голос устал. Затих.
«Март. Семнадцатое…»
Март. Семнадцатое.
Тает снег.
Бродят ветры – лохматые псы.
***
С женщинами недопустимо быть откровенным,
как бы близки они ни были. Любое ваше откровение станет оружием против вас.
«Бьет ветер жестокой шрапнелью…»
Бьет ветер жестокой шрапнелью,
Как меч за плечом – автомат.
Ночь свою пасть раззявила,
Оплыла, догорев, свеча.
Плевать на законы и правила,
Привык я рубить с плеча.
«Я смотрел на огонь…»
Я смотрел на огонь,
Жадно блики играли.
Подставлял им ладонь,
В ней они умирали.
«Электронная лампада…»
Электронная лампада
Ярко вспыхнет у виска.
Ни о чем мечтать не надо,
Лишь тоска… тоска… тоска…
«У него о войне ни строчки…»
У него о войне ни строчки,
Легкокрылый веселый слог.
Тополя. Воробьи. Цветочки.
Я бы так никогда не смог.
Мы сидели в уснувшем парке,
Рифмы падали в первый снег.
Согревал я в руке цигарку,
Полагал, что умнее всех.
Бесновался, кричал, итожил,
Чьи-то жизни, что я не прожил,
В стихотворный вгонял размер.
Я ему про бои накручивал.
Обелиски. Пожары. Последний стон.
И скрипели слова-уключины,
Из стихов выпадая вон.
Он ответил с улыбкой: «Просто
В моей азбуке слов этих нет.
Ни к чему и разлуки, и версты,
Посмотри-ка, какой рассвет…»
Много осеней промелькнуло,
Он скончался давно от ран.
В газетенке тогда чиркнули —
Вот ушел, мол, от нас ветеран.
Он ушел, а слова как пули
В каждой строчке его вросли.
Снегирей на ветках спугнули,
Но меня-то они спасли.
31 марта 1985
«Ты скрипел пером в тиши полночной…»
Ты скрипел пером в тиши полночной,
И грустил за окнами туман.
Нитью вышит тонкою, непрочной
Твой не грешный – праведный обман.
Ты заляпал мир линялой краской,
И смешались в черный все цвета.
Корчилось лицо под лживой маской
То ли труса, то ли подлеца.
2 апреля 1985
«Ненавижу глупцов и ханжей…»
Ненавижу глупцов и ханжей,
Царедворцев и просто пажей.
Хоть известно, что глупость – порок,
Что поделать – назойливый рок.
Он оставил на мне отпечаток,
На спине, чуть пониже лопаток.
Расплатился за глупость сполна,
И душа моя гнева полна.
На длинный свой я злюсь язык
И палача надрывный крик.
Но стал я сам тому виной,
Смеюсь и плачу над собой.
«Что толку говорить…»
Что толку говорить
О пропасти Вселенной
И водку пить
В пивной обыкновенной?
«Снег искристый скрипит под ногами…»
Снег искристый скрипит под ногами,
Все хорошее в жизни придумано нами.
«Развелось очень много кликуш…»
Развелось очень много кликуш,
Разодетых холеных чинуш,
Что твердить о порядке без толку,
Ищут в стоге соломы иголку.
«Встаю, смотрю в замерзшее окно…»
Встаю, смотрю в замерзшее окно,
На улице и сыро, и темно.
Но нужно спешить на работу,
Имею такую заботу.
Падал снег, под ногами скрипел,
Шел мальчишка вихрастый и песенку пел,
В жизни мало он сделать успел:
Солнцу смеялся, любил как умел.
«Желаем вам в жизни всего…»
Желаем вам в жизни всего,
Что вам пожелаться могло.
Хоть в жизни бывают ненастья,
Пусть будет на сердце светло
И в зимнюю стужу тепло.
Пусть другом вам будет улыбка и смех,
Попутчиком – слава, веселье, успех.
Желаю не знать никогда докторов,
Юрий Антонович, всегда будь здоров.
Хочу, чтоб не знал никогда ты забот,
В улыбке веселой растянут был рот.
Желаю вам в жизни всего,
Что вам пожелаться могло.
«О любви немало песен…»
«О любви немало песен…»
Для нее этот мир стал тесен.
Сложили о любви немало песен,
Для нее этот мир стал тесен.
Что же с нашею жизнью сталось,
По Вселенной любовь расплескалась.
Живет она в звездных мирах,
В повседневности нашей делах.
Над землей как солнце кружит,
Наша молодость с нею дружит.
«Навалилась на плечи грусть…»
Навалилась на плечи грусть,
Ты не любишь меня – и пусть.
Не таю на тебя обиду,
Что грущу, не подам и виду.
Мимо пройду, веселясь,
Над несчастьем своим смеясь.
Пусть цветы тебе дарят другие,
Хлещут струи дождя тугие.
То ли дождь по лицу, то ли слезы,
Я забуду тебя и все юности грезы.
Наконец-то избавлюсь от страха,
И родится любовь из праха.
Из ошибок моих взойдет,
В душу счастье ко мне придет.
Затрепещет травинкой гибкой,
Может, вспомню тебя с улыбкой.
«Прощайся с родными, юнец…»
Прощайся с родными, юнец,
Пришел твоей жизни веселой конец.
Очень скоро наденут шинель на тебя,
Ждет надежной защиты родная земля.
Большая разлука тебе предстоит,
Подруга твоя у калитки стоит.
От горя заплакала старая мать.
Ремень теперь будет тебя обнимать.
Но ты на прощание ей улыбнись,
Конец ознакомительного фрагмента. Получить полную версию книги.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=68477720) на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
Если текст книги отсутствует, перейдите по ссылке
Возможные причины отсутствия книги:
1. Книга снята с продаж по просьбе правообладателя
2. Книга ещё не поступила в продажу и пока недоступна для чтения